http://novella-anano.blogspot.com/
Фэндом: No. 6
Название: Спасение и погибель
Автор: nitwitinperil
Переводчик: Anano
Пейринг: Недзуми/Сион
Рейтинг: PG-13
Жанр: Слэш, romance
Предупреждения: OOC
Статус: закончен
Размещение: Если захотите разместить текст на другом ресурсе, дайте знать и киньте ссыль)))
Дисклеймер: Моя только фантазия.
Саммари: Две звезды — блуждающая и застывшая на месте... Когда-нибудь наши пути вновь пересекутся. И когда это произойдёт, я уже не отпущу тебя так просто.
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/7397312/1/Salvation_and_De...
читать дальше
Шестая зона, том 9, Асано Ацуко
«Это просто сон», - шепчет разумная часть его сознания.
В то время как остальная горит в агонии.
Он стоит рядом с больничной койкой, на которой лежит холодное и неподвижное тело Недзуми, и единственное, что он слышит, это монотонный гул монитора сердечного ритма. На экране бежит прямая линия. «Его нет уже около восьми минут. Он не вернётся».
Сцена меняется, он держит в руках письмо от Инукаси. Он улыбается, читая её обычные анекдоты о неучтивом отношении маленького Сиона к собакам, когда последнее предложение, прилепленное в конце, словно запоздалая мысль, лишает его дыхания.
Недзуми осел, он не собирается возвращаться.
Очередная картина: он — старый, с испещрённым морщинами лицом — склонившись вперёд, сидит в инвалидном кресле, одинокий и разбитый. Посмотрев вокруг себя, он понимает, что находится в доме престарелых. К нему подходит няня и спрашивает, готов ли он умереть. «А ради чего ещё жить? Он не сдержал обещания».
Нет, нет, нет, нет, НЕТ. Этого не случится. Он бы этого не сделал.
Благословенный звон будильника пронзает слух, выдёргивая из мучительного сна. В комнате холодно. Ему так холодно, несмотря на то, что он укрылся двумя одеялами.
Как только сонная пелена проходит, Сион резко садится на кровати и обводит взглядом комнату.
Ничего не изменилось. Всё выглядит так, как и вчера, когда он пошёл спать.
Он встаёт и подходит к балконным дверям — они приглашающе открыты, залетающий с улицы бриз вздувает занавески. Остановившись в проёме, Сион оглядывается вокруг: балкон пуст, даже тень не промелькнёт среди деревьев внизу.
«Я был так уверен. Это должно было случиться сегодня, разве нет? Должно было...»
Но всё доказывало об обратном.
Разочарованно вздохнув, Сион закрывает двери, запирая их на замок.
Будильник вновь даёт о себе знать. У него пятнадцать минут, чтобы принять душ, одеться и позавтракать перед тем, как пойти на работу, но нет ни малейшего желания делать что-либо из вышеперечисленного.
«И что ты будешь делать целый день? Стоять здесь, как дурак, уверенный в том, что он в любую минуту может появиться?»
Нет, он знает, что лучше всего — погрузиться в привычную каждодневную рутину. Если он чем-нибудь не займёт себя, то просто сойдёт с ума.
Но Сион не может удержать себя от того, чтобы ещё раз посмотреть сквозь стеклянные двери.
— С днём рождения меня, - грустно говорит он в пустоту.
Луна постепенно становится ярче на фоне темнеющего неба, когда Сион тем же вечером идёт по знакомой грязной дорожке. Девятый ряд, двенадцатое надгробие. Он даже не смотрит перед собой — ноги сами несут его к цели.
Проведя пальцами по каменной поверхности, он бормочет:
— Привет.
Пластик, обвёртывающий стебли ярко-пурпурных цветов, скрипит, когда Сион опускает букет на землю.
В голове в очередной раз мелькает одна-единственная мысль: этих слов недостаточно. Но на тот момент ничего лучше в голову не пришло.
Кладбища никогда раньше не существовали в Шестой зоне, и не было ни одного места, которое бы служило напоминанием об ушедших. Во время реконструкции Сион решил изменить это, желая создать для своего друга надлежащий памятник, а также дать шанс и другим сделать то же самое для своих родных и любимых людей, которые не пережили тот ужас, произошедший четыре года назад. Теперь надгробия всех мыслимых форм и размеров покрывают травянистые поля, которые раньше были парком, чуть ли не каждую могилу украшают красивые букеты. Здесь почти всегда кто-то есть, кто-то увлечённо беседует с духом дорогого ему человека, а кто-то просто так сидит у памятника, роняя тихие слёзы.
Сион садится на землю рядом с надгробием Сафу и начинает бесцельно рассказывать ей обо всём, что произошло с момента его последнего визита. Он представляет весёлое выражение на её лице, описывая прошедший в неловкой атмосфере обед, на котором присутствовали чиновники из Четвёртой зоны (Представители Шестой зоны были довольно-таки растеряны, не зная, как обратиться к двум любовницам, которых привёл с собой заведующий городской казной. Более того, его жена сидела там же.), и радость, которую бы они разделили, когда он заверяет её, что деревня Мао процветает после торговых соглашений.
Какое-то время он просто молчит, спокойно слушая стрекотание сверчков и ощущая, как ласковый бриз ерошит его волосы. После присоединения к комиссии по реконструкции, Сион какое-то время раздумывал над тем, чтобы покрасить волосы, вновь слившись с порядочными гражданами города, но наконец он отказался прятать свои шрамы — они представляли собой всё то, что с ним случилось. Не то, чтобы так он выглядит плохо — я бы сказал, довольно притягательно* — кроме того, он тайно гордится тем, что может показать людям, через что ему пришлось пройти, чтобы выжить и сражаться.
С днём рождения, Сион.
Это похоже на шёпот ветра. Игра воображения? Сиону всё равно.
— Спасибо, Сафу.
И потому, что больше ему не с кем об этом поговорить, Сион начинает рассказывать Сафу о том, что ему сегодня так не хватало.
— Не знаю, почему я ожидал этого, - начинает он. — Не то, чтобы мы когда-нибудь... но это бы всё объясняло. Я думал, он специально ждал так долго, чтобы мы могли отметить нашу годовщину вместе, - он усмехнулся. — Он бы сейчас назвал меня придурком, если бы услышал эти слова. Но ведь так оно и есть, разве нет? Сегодня ровно восемь лет. Четыре года с тех пор, как мы последний раз виделись, и четыре года до этого. Это было так логично. Я был так уверен... но его тут нет, и я не знаю, где он. Никто не знает. Сколько ещё он заставит меня ждать? Он бы просто так... Он обещал вернуться. Я знаю, что он вернётся. Хоть бы я только знал, когда, - Сион обнимает колени и закрывает глаза, стараясь избавиться от разочарования и сомнений. Четыре года... Сколько ещё? — Недзуми...
Сион утыкается лицом в колени — ну и что, что вокруг никого нет, и никто их не увидит, лучше он всё равно спрячет слёзы.
— Извини, Сафу, - произносит Сион, вытирая нос рукавом, словно маленький мальчишка. — Сегодня из меня собеседник никакой. Я пойду.
Сион встаёт, отряхивая со штанов траву и пыль. Ещё один раз провести рукавом по лицу — и он вновь в состоянии улыбаться.
— Я скоро вернусь, - обещает он. — Пока, Сафу.
Лёгкий ветерок, сопровождающий его на обратном пути, ощущается как объятие.
Осень отступает перед зимой. Зима перетекает в весну. В первый день лета, когда яркие лучи солнца проникают сквозь щели на занавесках, а голову посещает сонная мысль о том, чтобы потом не забыть включить кондиционер, Сион просыпается от тихого тап, тап, тап.
Пип, пип, пип.
Тап, тап, тап.
Сознание постепенно пробуждается ото сна, и с губ Сиона срывается стон. Прошлой ночью он чувствовал странное беспокойство, бесцельно бродя по дому, пока взгляд не остановился на настенных часах. Выругавшись, он заставил себя подняться в спальню.
Пронзительный звон ожившего будильника просто убивает, словно кто-то всадил отвёртку ему в мозг. Заткнув надоедливый предмет, Сион однако не торопится вставать, лёжа на животе и пытаясь заставить своё тело функционировать. Спустя несколько минут сонная пелена в голове потихоньку начинает растворяться — и он слышит слабый стук, доносящийся с балкона.
Прищурив глаза, Сион смотрит в сторону двери, но звук уже прекратился. Он напряжённо вслушивается в тишину, ожидая повторения, а затем списывает всё на длительный сон и, наконец вытянув себя из кровати, плетётся в ванную.
Утренние процедуры в этот раз длятся немного дольше, чем обычно — полусонное состояние всё никак не проходит, и Сион вынужден постоянно одёргивать себя, напоминая, что да, ему нужно смыть шампунь с волос, и нет, пена для бритья не предназначена для мочалки. Затем он устало смотрит на своё отражение в зеркале, гадая, будет ли это слишком смертельно, если он возьмёт сегодня выходной и отдохнёт умственно.
«Тап, тап, тап» доносится сквозь дверь ванной, и Сион хмурится. Ветка, что ли?
Заинтригованный, Сион обматывает полотенце вокруг бёдер, возвращается в спальню и откидывает занавески.
Ему требуется мгновение, чтобы осознать увиденное.
Крэвэт.
Сион пристально всматривается в терпеливое, выжидающее выражение в глазах мыши.
— Н-Недзуми? – хрипло выдавливает он.
Крэвэт вскидывает голову, и Сион только сейчас замечает, что мышь что-то держит в зубах.
Он поспешно отпирает дверь, впуская кроху внутрь. Крэвэт выбегает на середину комнаты, выпускает свою ношу и со счастливым писком поворачивается к Сиону.
Медленно подойдя к зверьку, Сион опускается рядом с ним на колени и взволнованно проводит пальцем по гладкой коричневой шёрстке. Он сразу же узнаёт предмет, который принёс Крэвэт: это та же капсула, в которой он посылал сообщения матери.
Пальцы дрожат, когда Сион открывает капсулу и вынимает маленький кусочек бумаги.
Найдётся место для крысы?
Это становится последней каплей, и слёзы по необъяснимым причинам застилают глаза.
Примечание переводчика:
*реакция Недзуми на изменившийся облик Сиона. Том 1, глава 4, Асано Ацуко.
Хотя в записке нету даже намёка на это, Сион знает, что Недзуми придёт к нему после наступления сумерков — Я – крыса, ночное существо от природы.
Тем не менее, состояние нетерпеливого возбуждения не покидает его на протяжении всего дня, и каждую просьбу и каждое осложнение он воспринимает как персональных врагов, пытающихся удержать его в офисе и, тем самым, препятствующих его встрече с Недзуми.
Когда часы бьют три, и все неотложные проблемы улажены, Сион, в прямом смысле слова, выбегает из здания. Всем делам, которые появятся в следующие несколько часов, просто придётся подождать до завтра. Ничего не случится.
Ближе к четырём часам Сион наконец-то добирается до центра Затерянного города. Он быстро поднимается по ступенькам, минуя ряд магазинов, и улыбается, чувствуя знакомый тёплый аромат свежеиспечённого хлеба. Аромат домашнего уюта.
Когда реконструкция Шестой зоны шла в самом разгаре, Сион предложил матери переехать в новую, более элегантную часть города, но она отказалась. Если честно, то он не мог сказать, что не ожидал этого. Всё его детство, проведённое в Кроносе, Каран не знала покоя, изнемогая от нехватки реальных возможностей заниматься чем-нибудь полезным. Кронос был устроен с максимальным комфортом, требуя лишь минимальных усилий, и Каран, хоть она и старалась скрывать это от сына, задыхалась от такого образа жизни. Когда они переехали в Затерянный город, Каран расцвела. Начав работать, чтобы прокормить себя и сына, она, наконец, нашла себя, и Сион в первый раз видел свою мать действительно счастливой. Поэтому-то он и не стал удивляться тому, что после реконструкции Каран решила остаться в Затерянном городе. Она наладила здесь свою жизнь и завела друзей, который очень скучали бы по ней и её выпечке.
Колокольчик, висящий над дверью пекарни, звенит, когда Сион входит внутрь. Глубоко вздохнув, он окидывает взглядом предложенный на сегодня товар: маффины всевозможных вкусов, хлеба, украшенные изюмом и орехами, торты, политые воздушной сахарной глазурью. Уголки рта приподнимаются в улыбке: его мать стала настоящим мастером кулинарии.
— Сион?
А вот и она, спускается по ступенькам, вытирая руки полотенцем. Секундой позже её губы трогает ослепительная улыбка, и, быстро сбежав вниз, Каран крепко обнимает своего сына.
— Сион!
— Привет, мам, - произносит Сион, так же сильно обнимая её в ответ.
— Я и не ожидала тебя, - говорит Каран, отстранившись. — Проходи, садись. Я сейчас чай заварю. Тебя так долго не было.
Услышав в голосе матери лёгкий укор, Сион морщится.
— Я знаю. Прости. Просто столько всего ещё нужно сделать.
Каран кидает на него прощающий взгляд, согласно кивая.
— Я знаю.
Она подводит его к одному из столов, которые она поставила для клиентов, дабы они могли спокойно позавтракать или перекусить, оживлённо разговаривая о том, как хорошо у неё идёт бизнес, и как Лили, которую она уже воспринимает как свою племянницу, иногда приходит помогать ей на кухне. А Сион отпивает чай, который она поставила перед ним, и рассказывает ей о проектах, в которых он в настоящее время принимает участие — пятая годовщина Массакра Жуткого дня, как многие жители теперь называют событие, произошедшее четыре года назад, вызвала волнения, с последствиями которых его отдел, даже спустя несколько месяцев, борется до сих пор.
— Я рада, - вдруг сказала Каран. — Ты выглядишь довольным. Твоя работа имеет значение, и ты делаешь много хорошего. Я… очень рада.
Сион немного краснеет от неожиданной похвалы.
— Я тоже, мам, - и делает очередной глоток чая, пытаясь скрыть довольное выражение лица.
Короткий взгляд на наручные часы — и Сион чуть было не подпрыгивает на стуле. Почти пять часов. Сразу вспоминается первостепенная причина, по которой он пришёл сюда. Он чувствует укол вины из-за того, что так давно не появлялся здесь, чтобы просто увидеть свою мать, но успокаивает себя тем, что, по крайней мере, остался здесь на какое-то время, а не просто заскочил, получил, что хотел, и смылся.
— Э… Мам, - начинает Сион, - знаешь, чего мне в последнее время очень хочется? Твоего рагу и вишнёвого пирога. Было бы здорово, если бы у меня дома было и то, и то. Я бы разогрел и поел, как только бы у меня появилось время на обед. Ты бы не могла сделать мне немного, если тебя это не затруднит? Я помогу, разумеется.
Каран выглядит необычайно довольной этой просьбой, и уверяет его в том, что, конечно, её это не затруднит, и если он уже сейчас начнёт резать морковку и сельдерей, она, тем временем, примется за пирог. Их дружелюбная беседа продолжается, пока Каран в мгновение ока приготовляет тесто и выливает его на противень. Поставив пирог в духовку, Каран переходит к рагу, наказав Сиону нарезать побольше овощей и взять немного трав с полки для специй.
— Знаешь, - хитро говорит Каран, помешав содержимое кастрюли, - ты никогда раньше не просил приготовить тебе еду на дом. Да ещё чтобы на несколько порций хватило… У меня такое чувство, что в твоём доме есть кто-то, с кем ты надеешься разделить это.
Нож в руках Сиона замирает.
— Нуу… - только и произносит он.
— Так я и знала, - Каран победно усмехается. — Расскажи, Сион.
— Кое-кто… кое-кто зайдёт сегодня вечером, - признаётся Сион, поворачиваясь к матери. — Думаю, он обрадуется этому.
— Он?
Сион краснеет и отводит взгляд — ответ очевиден. Каран известен только один человек, которого её сын так жаждет увидеть.
— Недзуми?
Не то, чтобы ей обязательно оформлять это, как вопрос. Не то, чтобы ей нужен согласный кивок Сиона в качестве ответа. Но, видя его, она невольно прижимает руку к сердцу — прилив эмоций удивляет её, когда она осознаёт, что тоже очень желает того, чтобы Недзуми вернулся.
— Ох, - произносит Каран, - неужели он возвращается?
— Я получил записку этим утром.
Волна энтузиазма и восторга накрывает её.
— О, Сион, после всех этих лет! Это же прекрасная новость! Обязательно зайдите потом ко мне, этому мальчику в прошлый раз очень понравились мои лимонные маффины с маком, - Каран бодро улыбается сыну. — Ты, наверное, так счастлив. Недзуми наконец-то возвращается домой.
— Да, - но в его голосе, вопреки ожиданиям Каран, нет и тени радостного волнения. Она вопросительно смотрит на него, и Сион опускает голову, продолжая нарезать овощи. — Просто… просто день был долгим, мам. Разумеется, я счастлив, что снова увижу его.
Вопросительное выражение не покидает лицо Каран, но она понимает, что тема закрыта, и покорно переводит разговор в другое русло.
Час спустя Каран бережно запаковывает еду, добавляя несколько маффинов, несмотря на протесты Сиона.
— Хороший завтрак с утра тебе не помешает, - деловито произносит она, похлопав его по щеке.
Подхватив сумки, Сион виновато смотрит на неё.
— Мне уже пора, - говорит седовласый юноша. — Он, наверное, уже скоро объявится.
Каран обнимает его, притягивая ближе к себе
— Конечно, - молвит она. — Как только придёшь, поставь рагу на плиту, чтобы оставалось тёплым.
— Непременно, - обещает Сион. — Спасибо, мам.
В ответ она целует его в щёку.
— Конечно, - снова произносит Каран, прежде чем отступить. — Теперь иди. И не забудь привести его в гости.
Напоследок улыбнувшись, Сион идёт к себе домой, не переставая удивляться тому противному чувству в желудке, которое только усиливается по мере того, как сумерки всё больше и больше вступают в свои права.
Сион начинает паниковать.
Часы уже показывают 20:15, но по-прежнему никаких признаков Недзуми.
Неужели он истолковал сообщение неправильно? Неужели он снова надеется напрасно?
Сион нервно ходит по комнате, удерживая себя от того, чтобы побеждённо убрать рагу с плиты. Ещё не поздно. Недзуми всё ещё может прийти.
У стола неожиданно нарисовывается Крэвэт. Пип, пип, пип.
— Проголодался? – спрашивает Сион, затем отрезает тонкий ломтик вишнёвого пирога и бросает мышке. — Хоть кто-то поест.
Крэвэт вонзает зубы в угощение, а Сиону хочется или кричать, или рвать, или запустить столом через всю комнату. Он не уверен в том, который из вышеперечисленных вариантов звучит более заманчиво, но чувствует, что решение сей сложной задачи – всего лишь вопрос времени.
Тут раздаётся звук.
Сион замирает.
Ему показалось? Он уже настолько отчаялся, что…
Нет, и в самом деле звук настоящий. Кто-то стучится в дверь.
Сион практически подлетает к двери, словно боится, что если опоздает хотя бы на одну секунду, то человек, находящийся на другой стороне, исчезнет.
Потянув за ручку, он открывает дверь… и наконец-то встречается взглядом с Недзуми.
— Сион, - непринуждённо приветствует его Недзуми. Критически осмотрев друга, он ухмыляется: — Ты так и не изменил цвет волос.
С губ Сиона срывается какой-то полузадушенный звук, и прежде, чем он успевает сдержать себя, он бросается к Недзуми, обнимая его за талию и стискивая изо всех сил.
Он почти всхлипывает от облегчения, когда, вместо ожидаемого жёсткого сопротивления, чувствует, как руки Недзуми осторожно обнимают его за плечи.
— Недзуми, - измученно выдавливает Сион, на большее его не хватило.
Руки вокруг его плеч сжимаются, а ухо обдаёт горячим дыханием.
— Я же обещал, что мы воссоединимся, разве нет? – шепчет Недзуми.
Сион знает, что не должен задерживать друга на пороге: на улице жарко, внутри дожидаются своего часа рагу и пирог, и Недзуми наверняка вымотан и хочет спать. Но ему необходимо ещё несколько мгновений, чтобы убедиться в том, что это именно тот сон, от которого он не проснётся.
— Поверить не могу, что ты заставил свою маму приготовить всё это для меня, - говорит Недзуми, бросив Гамлету на стол кусочек вишнёвого пирога.
— Она сама захотела, - оправдывается Сион.
Недзуми усмехается и отрезает ещё один ломтик пирога.
Обхватив ладонями кружку, Сион украдкой разглядывает друга: эти серые глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, ничуть не изменились, волосы собраны в привычный хвост, но лицо приобрело острые, более взрослые черты.
Рядом с Недзуми Сион по-прежнему чувствует себя неловким шестнадцатилетним подростком.
Проглотив последний кусок пирога, Недзуми удовлетворённо вздыхает.
— Нужно будет поблагодарить твою маму. Было даже вкуснее, чем на моей памяти.
Сион встаёт, собираясь вымыть тарелки и убрать остатки. Повернув кран, он наполняет горячей водой пустую кастрюлю из-под рагу.
— Если ты устал, то кровать наверху. Я приду, как только приберусь тут.
Пауза.
— Твоя кровать?
Сион адресует Недзуми короткий, вопросительный взгляд.
— Разумеется. Это единственная кровать, которая у меня есть.
— Никаких диванов?
Сион пожимает плечами.
— И диван есть, можешь спать на нём, если хочешь. Просто я думал, что ты предпочтёшь кровать.
Тихий смешок.
— Разумеется, ты бы так подумал, - скрип стула о пол возвещает о том, что Недзуми встаёт. — Тогда я пошёл, наверное.
— Хорошо, - откликается Сион. — Располагайся. Я постараюсь не беспокоить тебя, когда приду. Спокойной ночи, Недзуми.
— Спокойной ночи, Сион, - мягко произносит Недзуми и уходит.
Следующие несколько дней сливаются в какое-то странное подобие рутины. Они спят в одной кровати, Сион рано утром встаёт на работу, и Недзуми что-то бормочет и бурчит до тех пор, пока Сион не заканчивает собираться и тихо выскальзывает из комнаты, после чего, предположительно, Недзуми опять засыпает. Он не знает, как Недзуми проводит день, пока его нет, да и не спрашивает. Он приходит домой вечером, неся с собой упаковку с тёплой едой, они садятся вместе на кухне и ужинают, лениво обмениваясь фразами.
Они никогда не говорят о том, что произошло пять лет назад, или где был Недзуми, и почему он сейчас вернулся. Сион хочет спросить — вопросы не давали ему покоя с тех пор, как Недзуми повернулся к нему спиной и ушёл. Ему необходимо знать, но ещё больше ему нужно, чтобы Недзуми сам захотел поговорить с ним об этом.
С момента возвращения Недзуми проходит четыре дня, и вместо счастливого воссоединения, которого ожидал Сион, он ощущает, что как будто живёт с незнакомцем.
Сион ненавидит это. Он хочет донимать Недзуми вопросами, хочет накричать на него, плакать на его плече, что угодно, что могло бы вызвать хоть какого-то рода эмоциональную реакцию со стороны сожителя. Он уже не может выносить этого нового Недзуми, который выражает лишь слабую искорку веселья, лишь малейший намёк на насмешку, лишь тень гнева. Недзуми всегда кипел эмоциями и заплавлял ими Сиона. Теперь же у него такое чувство, что он делит свою жизнь с грубой имитацией своего друга.
Они сидят в гостиной, где Недзуми взял в оборот дистанционное управление, и теперь переключает телевизионные каналы, не задерживаясь на каком-либо одном больше пяти минут, и если бы Сион мог ещё думать о чём-нибудь другом, кроме как о человеке, который находился рядом с ним, возможно, его бы это рассердило.
Тут Недзуми резко поворачивается к Сиону.
— Хочу горячего шоколада.
Сион раздражённо прищёлкивает языком.
— Сейчас слишком жарко для горячего шоколада.
Недзуми просто скрещивает руки на груди, не сводя с него взгляда.
Определённо, этот спор ему не выиграть. Вздохнув, Сион встаёт и идёт на кухню. Ему требуется несколько мгновений, чтобы вспомнить, в который из шкафов он упрятал аппарат для варки какао. Он ругается, когда пытается вытянуть его наружу, ругается, когда вспоминает о том, какой же этот аппарат тяжёлый, ругается, когда небрежно ставит злосчастную бандуру на бар. А затем он мысленно ругает себя за то, что в последнее время вечно пребывает в отвратном настроении и злится по пустякам.
— И этим ртом ты целуешь свою маму?
От неожиданности Сион резко оборачивается. Он не слышал, как Недзуми последовал за ним, не заметил даже, как тот выключил телевизор.
— Прости, - на автомате говорит он, - день был дурацкий.
Издав ничего не значащий звук, Недзуми опускается на один из кухонных стульев.
— Что случилось?
«Ты не поговоришь со мной. У меня такое чувство, что я больше не знаю тебя. Ты ускользаешь от меня, хотя вот ты же совсем близко, прямо передо мной».
— Ничего такого, о чём бы стоило говорить, - бормочет Сион, включая прибор.
Оба молчат, пока он наполняет две чашки шоколадом и относит их на стол. Недзуми даже не смотрит на него, быстро проговорив "спасибо" перед тем, как взять дымящуюся кружку и сделать большой глоток.
Тишина невидимой вуалью снова опускается на них, и Сион ненавидит то, какой знакомой она уже кажется. Он готов поклясться, что так тихо не было даже тогда, когда он жил один.
Мысли, вопреки его воле, сосредотачиваются на том, на чём и всегда, когда подобная гнетущая атмосфера окутывает их: на Недзуми. Почему он вообще всё ещё здесь, с Сионом, в этом доме, где они всего лишь существуют друг с другом? После времени, проведённого с Недзуми в Западном блоке, Сион мог с точностью заметить разницу между тем, когда живёшь с кем-то и просто существуешь с кем-то, и то, что они имели на данный момент, совершенно не походило на их старые дни.
Внутри Сиона что-то ломается.
Он стискивает пальцами всё ещё тёплую кружку с шоколадом. Он не должен спрашивать. Он смертельно хочет спросить, но он не должен. Он знает — лучше подождать, пока друг сам не поднимет эту тему… Но что-то подсказывает ему, что Недзуми никогда не сделает этого. Сколько времени он ещё должен терпеть, дожидаясь ответов? «Уже ни одной лишней секунды». Вопрос кипит внутри него, жжёт, настаивает, и прежде, чем он успевает остановить себя, слова тихо срываются с приоткрытых губ:
— Почему ты ушёл?
Недзуми нетерпеливо отвечает:
— Это не имеет значения.
— Нет, имеет.
Недзуми изумлённо смотрит на Сиона, которого собственное поведение удивило ещё больше.
— Это имеет значение, - повторяет он. — Я устал постоянно находиться в темноте. Думаешь, мне достаточно знать то, что мы здесь, мы живы и мы вместе? Возможно, раньше этого хватало. Раньше мы были друг-другу чужими. Но сейчас это не так. Я спас твою жизнь, ты спас мою, мы больше не чужие, - Сион настроен решительно, он наконец-то открыл дверь к этому разговору и не позволит Недзуми просто так захлопнуть её перед его лицом. — Я заслуживаю знать.
Во взгляде Недзуми появляется издёвка.
— С чего бы это?
— Потому что ты для меня важен! – чёрт бы побрал это его спокойствие, собранность и нежелание хоть немного открыться. Сиону хочется плакать, хочется сорваться на него, встряхнуть, пока Недзуми не почувствует себя так же, как и он чувствовал себя на протяжении пяти лет. Почему только он должен был страдать за всё это время их разлуки? — Ты… Неужели я не важен для тебя? Хоть чуть-чуть?
Недзуми неловко ёрзает на стуле, на его лице мелькает нечитаемое выражение.
— Идиот. Как ты можешь спрашивать меня об этом?
— Потому что я, честно, не знаю ответа.
— Не зн… - Недзуми запинается, не позволив гневным словам вырваться наружу. — Да ладно тебе, Сион. Ты знаешь.
— Знаю? – Сион переводит взгляд на окно. Неожиданно он чувствует себя отдалённым, отрезанным от всего. — Не думаю. С тобой я никогда не знаю, Недзуми. Об этом я, собственно, и говорю.
Он встаёт и относит свою чашку к раковине, выливая туда её сладкое содержимое — слишком сильно тошнотворное ощущение в желудке. Он остаётся стоять спиной к Недзуми, сжав пальцами холодный край мраморной столешницы.
— Ты хоть можешь себе представить, каково мне было? Не знать, где ты находился, что делал, намеревался ли вообще когда-нибудь вернуться? Я не позволил себе огорчаться по этому поводу слишком долго. Я убедил себя в том, что ты, наверное, занимаешься чем-нибудь важным, но, что бы это ни было, ты скоро закончишь с этим, вернёшься, как и обещал, и расскажешь мне о своих путешествиях. Я довольно долго держался за это, верил в это. Но годы шли, а… а от тебя ничего не было слышно, никто не представлял, где ты… никто даже не знал, жив ли ты.
От воспоминаний о каждом кошмаре, каждом страхе, каждой мысли, которые подрывали его веру в Недзуми, в горле перехватывает. Он яростно моргает, пытаясь сдержать слёзы, вот-вот готовые потечь по щекам.
— Я начал забывать о том, как ты выглядел. Я никогда бы не подумал, что такое возможно, даже за миллион лет. Но оттенок твоих глаз, текстура волос, шрам на твоей спине… всё это ускользало от меня. Я впадал в панику, не двигался с места и вспоминал, вспоминал до тех пор, пока картина в моей голове вновь не становилась ясной. Твоего изображения у меня не было, и мне приходилось самому составлять его. Но память — такая непостоянная вещь, Недзуми. Все эти годы у меня не было ничего, кроме воспоминаний, которые с каждым днём становились всё более тусклыми…
«Понимает ли он?» - думает Сион. «Понимает ли, насколько он важен для меня? И как сильно я скучал по нему?»
— …несмотря на то, как сильно я старался не допускать этого. И я так надеялся, что скоро ты вернёшься и заполнишь эти пробелы в моей памяти. Но время шло, а от тебя ни слова, и я…
Тяжёлая, душная тишина давит на них, пока Сион борется за то, чтобы сохранить дыхание ровным, за то, чтобы не начать лихорадочно ловить ртом воздух и содрогаться, чувствуя, как терзающая его на протяжении пяти лет боль разрывает сознание. Неуверенность, одиночество, сомнения и сожаления, заглушённые порывы самому броситься на поиски Недзуми… Всё это сливается в один вихрь, заставляя голову идти кругом.
— И вот ты, наконец, вернулся, и ты даже не поговоришь со мной, и у меня такое чувство, что ты так далёк от меня… дальше, чем год назад, и я не понимаю, почему ты просто не поговоришь со мной, - дрожь от силы собственных эмоций охватывает Сиона, и он побеждённо опускает голову — он сделал всё, что мог, чтобы не показать свою слабость.
Он замирает, когда до его ушей долетает скрип стула. Недзуми снова уйдёт? Он разозлил его?
Но потом он ощущает, как чужие руки обвиваются вокруг его талии, и не может сдержать одинокую слезу, которая стекает по его щеке. Он не знает, как объяснить, но в этом объятии он чувствует всё.
«Вот теперь ты действительно вернулся, Недзуми».
Недзуми кладёт голову ему на плечо, и сквозь рёв в своей голове Сион едва может расслышать его шёпот.
— Прости. Прости.
Сион не знает, сколько времени они так стоят. Может быть, несколько минут или часов. Может быть, он сейчас выглянет на улицу, а там идёт снег. Ему наплевать. Всё, что сейчас имеет значение, так это то, что Недзуми здесь: что его руки обнимают Сиона, что его дыхание щекочет ему шею, что он здесь.
Когда Недзуми отстраняется, Сион автоматически поворачивается к нему лицом. Он знает, что Недзуми есть, что сказать, так же, как и знает, теперь уже с полной уверенностью, что он не безразличен ему.
Сион практически чувствует, как роятся мысли в голове Недзуми, как он раздумывает над каждым словом, затем отбрасывает его, пока, наконец, не находит то, что хотел сказать. Он замечает, как в серых глазах проступает решимость, и в этот момент тоже принимает решение.
С трудом сглотнув, Недзуми произносит:
— Сион, это долгая история…
— Нет, - прерывает его Сион.
Недзуми удивлённо вскидывает бровь.
— Нет?
Сиона улыбается, ласково коснувшись ладонью щеки Недзуми.
— Мне не нужно знать прямо сейчас. Мне достаточно знать то, что ты согласен об этом говорить.
На лице Недзуми ясно написано: "я не верю ни единому твоему слову". Но Сион только шире улыбается, лениво скользя пальцем по щеке друга.
— Сион…
— Тихо, Недзуми.
Губы Сиона останавливают все слова, которые Недзуми собирался произнести.
Поцелуй выходит быстрым и невинным. Но когда Сион отстраняется, то видит, как Недзуми проводит языком по губам.
Странное молниеносное пламя вспыхивает в его теле, и у Сиона неожиданно возникает желание повторить этот жест, но он сдерживается.
— А это за что? – голос Недзуми непривычно серьёзен.
Сион задумывается. Раньше они делили только прощальные поцелуи, и этот отнюдь к таковым не относился. Действительно, что это был за поцелуй? Возможно, что-нибудь без названия, но Недзуми хочет слышать его. Простой вопрос вдруг кажется опасным. Если он чему-то и научился у Недзуми, так это тому, что слова могут оказаться предательской штукой. Он знает, что если сейчас скажет что-нибудь глупое, неуместное, то будет расплачиваться за это очень и очень долго. Так что это был за поцелуй?
— С возвращением.
Недзуми улыбается, а Сион думает, что, возможно, хотя бы раз в жизни ему удалось идеально подобрать слова.
Название: Спасение и погибель
Автор: nitwitinperil
Переводчик: Anano
Пейринг: Недзуми/Сион
Рейтинг: PG-13
Жанр: Слэш, romance
Предупреждения: OOC
Статус: закончен
Размещение: Если захотите разместить текст на другом ресурсе, дайте знать и киньте ссыль)))
Дисклеймер: Моя только фантазия.
Саммари: Две звезды — блуждающая и застывшая на месте... Когда-нибудь наши пути вновь пересекутся. И когда это произойдёт, я уже не отпущу тебя так просто.
Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/7397312/1/Salvation_and_De...
читать дальше
Пролог
— Это был... прощальный поцелуй?
— Скрепление клятвы.
Недзуми улыбнулся.
— Мы встретимся, Сион.
Я буду ждать.
Сколько бы времени ни прошло, сколько бы лет мне не было, я буду ждать тебя.
Две звезды — блуждающая и застывшая на месте... Когда-нибудь наши пути вновь пересекутся. И когда это произойдёт, я уже не отпущу тебя так просто.
Недзуми, я буду ждать тебя.
Шестая зона, том 9, Асано Ацуко
Глава 1.
«Это просто сон», - шепчет разумная часть его сознания.
В то время как остальная горит в агонии.
Он стоит рядом с больничной койкой, на которой лежит холодное и неподвижное тело Недзуми, и единственное, что он слышит, это монотонный гул монитора сердечного ритма. На экране бежит прямая линия. «Его нет уже около восьми минут. Он не вернётся».
Сцена меняется, он держит в руках письмо от Инукаси. Он улыбается, читая её обычные анекдоты о неучтивом отношении маленького Сиона к собакам, когда последнее предложение, прилепленное в конце, словно запоздалая мысль, лишает его дыхания.
Недзуми осел, он не собирается возвращаться.
Очередная картина: он — старый, с испещрённым морщинами лицом — склонившись вперёд, сидит в инвалидном кресле, одинокий и разбитый. Посмотрев вокруг себя, он понимает, что находится в доме престарелых. К нему подходит няня и спрашивает, готов ли он умереть. «А ради чего ещё жить? Он не сдержал обещания».
Нет, нет, нет, нет, НЕТ. Этого не случится. Он бы этого не сделал.
Благословенный звон будильника пронзает слух, выдёргивая из мучительного сна. В комнате холодно. Ему так холодно, несмотря на то, что он укрылся двумя одеялами.
Как только сонная пелена проходит, Сион резко садится на кровати и обводит взглядом комнату.
Ничего не изменилось. Всё выглядит так, как и вчера, когда он пошёл спать.
Он встаёт и подходит к балконным дверям — они приглашающе открыты, залетающий с улицы бриз вздувает занавески. Остановившись в проёме, Сион оглядывается вокруг: балкон пуст, даже тень не промелькнёт среди деревьев внизу.
«Я был так уверен. Это должно было случиться сегодня, разве нет? Должно было...»
Но всё доказывало об обратном.
Разочарованно вздохнув, Сион закрывает двери, запирая их на замок.
Будильник вновь даёт о себе знать. У него пятнадцать минут, чтобы принять душ, одеться и позавтракать перед тем, как пойти на работу, но нет ни малейшего желания делать что-либо из вышеперечисленного.
«И что ты будешь делать целый день? Стоять здесь, как дурак, уверенный в том, что он в любую минуту может появиться?»
Нет, он знает, что лучше всего — погрузиться в привычную каждодневную рутину. Если он чем-нибудь не займёт себя, то просто сойдёт с ума.
Но Сион не может удержать себя от того, чтобы ещё раз посмотреть сквозь стеклянные двери.
— С днём рождения меня, - грустно говорит он в пустоту.
* * *
Луна постепенно становится ярче на фоне темнеющего неба, когда Сион тем же вечером идёт по знакомой грязной дорожке. Девятый ряд, двенадцатое надгробие. Он даже не смотрит перед собой — ноги сами несут его к цели.
Проведя пальцами по каменной поверхности, он бормочет:
— Привет.
Пластик, обвёртывающий стебли ярко-пурпурных цветов, скрипит, когда Сион опускает букет на землю.
Здесь покоится Сафу:
её душа была слишком великой, чтобы оставаться в этом мире.
В голове в очередной раз мелькает одна-единственная мысль: этих слов недостаточно. Но на тот момент ничего лучше в голову не пришло.
Кладбища никогда раньше не существовали в Шестой зоне, и не было ни одного места, которое бы служило напоминанием об ушедших. Во время реконструкции Сион решил изменить это, желая создать для своего друга надлежащий памятник, а также дать шанс и другим сделать то же самое для своих родных и любимых людей, которые не пережили тот ужас, произошедший четыре года назад. Теперь надгробия всех мыслимых форм и размеров покрывают травянистые поля, которые раньше были парком, чуть ли не каждую могилу украшают красивые букеты. Здесь почти всегда кто-то есть, кто-то увлечённо беседует с духом дорогого ему человека, а кто-то просто так сидит у памятника, роняя тихие слёзы.
Сион садится на землю рядом с надгробием Сафу и начинает бесцельно рассказывать ей обо всём, что произошло с момента его последнего визита. Он представляет весёлое выражение на её лице, описывая прошедший в неловкой атмосфере обед, на котором присутствовали чиновники из Четвёртой зоны (Представители Шестой зоны были довольно-таки растеряны, не зная, как обратиться к двум любовницам, которых привёл с собой заведующий городской казной. Более того, его жена сидела там же.), и радость, которую бы они разделили, когда он заверяет её, что деревня Мао процветает после торговых соглашений.
Какое-то время он просто молчит, спокойно слушая стрекотание сверчков и ощущая, как ласковый бриз ерошит его волосы. После присоединения к комиссии по реконструкции, Сион какое-то время раздумывал над тем, чтобы покрасить волосы, вновь слившись с порядочными гражданами города, но наконец он отказался прятать свои шрамы — они представляли собой всё то, что с ним случилось. Не то, чтобы так он выглядит плохо — я бы сказал, довольно притягательно* — кроме того, он тайно гордится тем, что может показать людям, через что ему пришлось пройти, чтобы выжить и сражаться.
С днём рождения, Сион.
Это похоже на шёпот ветра. Игра воображения? Сиону всё равно.
— Спасибо, Сафу.
И потому, что больше ему не с кем об этом поговорить, Сион начинает рассказывать Сафу о том, что ему сегодня так не хватало.
— Не знаю, почему я ожидал этого, - начинает он. — Не то, чтобы мы когда-нибудь... но это бы всё объясняло. Я думал, он специально ждал так долго, чтобы мы могли отметить нашу годовщину вместе, - он усмехнулся. — Он бы сейчас назвал меня придурком, если бы услышал эти слова. Но ведь так оно и есть, разве нет? Сегодня ровно восемь лет. Четыре года с тех пор, как мы последний раз виделись, и четыре года до этого. Это было так логично. Я был так уверен... но его тут нет, и я не знаю, где он. Никто не знает. Сколько ещё он заставит меня ждать? Он бы просто так... Он обещал вернуться. Я знаю, что он вернётся. Хоть бы я только знал, когда, - Сион обнимает колени и закрывает глаза, стараясь избавиться от разочарования и сомнений. Четыре года... Сколько ещё? — Недзуми...
Сион утыкается лицом в колени — ну и что, что вокруг никого нет, и никто их не увидит, лучше он всё равно спрячет слёзы.
— Извини, Сафу, - произносит Сион, вытирая нос рукавом, словно маленький мальчишка. — Сегодня из меня собеседник никакой. Я пойду.
Сион встаёт, отряхивая со штанов траву и пыль. Ещё один раз провести рукавом по лицу — и он вновь в состоянии улыбаться.
— Я скоро вернусь, - обещает он. — Пока, Сафу.
Лёгкий ветерок, сопровождающий его на обратном пути, ощущается как объятие.
* * *
Осень отступает перед зимой. Зима перетекает в весну. В первый день лета, когда яркие лучи солнца проникают сквозь щели на занавесках, а голову посещает сонная мысль о том, чтобы потом не забыть включить кондиционер, Сион просыпается от тихого тап, тап, тап.
* * *
Пип, пип, пип.
Тап, тап, тап.
Сознание постепенно пробуждается ото сна, и с губ Сиона срывается стон. Прошлой ночью он чувствовал странное беспокойство, бесцельно бродя по дому, пока взгляд не остановился на настенных часах. Выругавшись, он заставил себя подняться в спальню.
Пронзительный звон ожившего будильника просто убивает, словно кто-то всадил отвёртку ему в мозг. Заткнув надоедливый предмет, Сион однако не торопится вставать, лёжа на животе и пытаясь заставить своё тело функционировать. Спустя несколько минут сонная пелена в голове потихоньку начинает растворяться — и он слышит слабый стук, доносящийся с балкона.
Прищурив глаза, Сион смотрит в сторону двери, но звук уже прекратился. Он напряжённо вслушивается в тишину, ожидая повторения, а затем списывает всё на длительный сон и, наконец вытянув себя из кровати, плетётся в ванную.
Утренние процедуры в этот раз длятся немного дольше, чем обычно — полусонное состояние всё никак не проходит, и Сион вынужден постоянно одёргивать себя, напоминая, что да, ему нужно смыть шампунь с волос, и нет, пена для бритья не предназначена для мочалки. Затем он устало смотрит на своё отражение в зеркале, гадая, будет ли это слишком смертельно, если он возьмёт сегодня выходной и отдохнёт умственно.
«Тап, тап, тап» доносится сквозь дверь ванной, и Сион хмурится. Ветка, что ли?
Заинтригованный, Сион обматывает полотенце вокруг бёдер, возвращается в спальню и откидывает занавески.
Ему требуется мгновение, чтобы осознать увиденное.
Крэвэт.
Сион пристально всматривается в терпеливое, выжидающее выражение в глазах мыши.
— Н-Недзуми? – хрипло выдавливает он.
Крэвэт вскидывает голову, и Сион только сейчас замечает, что мышь что-то держит в зубах.
Он поспешно отпирает дверь, впуская кроху внутрь. Крэвэт выбегает на середину комнаты, выпускает свою ношу и со счастливым писком поворачивается к Сиону.
Медленно подойдя к зверьку, Сион опускается рядом с ним на колени и взволнованно проводит пальцем по гладкой коричневой шёрстке. Он сразу же узнаёт предмет, который принёс Крэвэт: это та же капсула, в которой он посылал сообщения матери.
Пальцы дрожат, когда Сион открывает капсулу и вынимает маленький кусочек бумаги.
Найдётся место для крысы?
Это становится последней каплей, и слёзы по необъяснимым причинам застилают глаза.
Примечание переводчика:
*реакция Недзуми на изменившийся облик Сиона. Том 1, глава 4, Асано Ацуко.
Глава 2.
Хотя в записке нету даже намёка на это, Сион знает, что Недзуми придёт к нему после наступления сумерков — Я – крыса, ночное существо от природы.
Тем не менее, состояние нетерпеливого возбуждения не покидает его на протяжении всего дня, и каждую просьбу и каждое осложнение он воспринимает как персональных врагов, пытающихся удержать его в офисе и, тем самым, препятствующих его встрече с Недзуми.
Когда часы бьют три, и все неотложные проблемы улажены, Сион, в прямом смысле слова, выбегает из здания. Всем делам, которые появятся в следующие несколько часов, просто придётся подождать до завтра. Ничего не случится.
* * *
Ближе к четырём часам Сион наконец-то добирается до центра Затерянного города. Он быстро поднимается по ступенькам, минуя ряд магазинов, и улыбается, чувствуя знакомый тёплый аромат свежеиспечённого хлеба. Аромат домашнего уюта.
Когда реконструкция Шестой зоны шла в самом разгаре, Сион предложил матери переехать в новую, более элегантную часть города, но она отказалась. Если честно, то он не мог сказать, что не ожидал этого. Всё его детство, проведённое в Кроносе, Каран не знала покоя, изнемогая от нехватки реальных возможностей заниматься чем-нибудь полезным. Кронос был устроен с максимальным комфортом, требуя лишь минимальных усилий, и Каран, хоть она и старалась скрывать это от сына, задыхалась от такого образа жизни. Когда они переехали в Затерянный город, Каран расцвела. Начав работать, чтобы прокормить себя и сына, она, наконец, нашла себя, и Сион в первый раз видел свою мать действительно счастливой. Поэтому-то он и не стал удивляться тому, что после реконструкции Каран решила остаться в Затерянном городе. Она наладила здесь свою жизнь и завела друзей, который очень скучали бы по ней и её выпечке.
Колокольчик, висящий над дверью пекарни, звенит, когда Сион входит внутрь. Глубоко вздохнув, он окидывает взглядом предложенный на сегодня товар: маффины всевозможных вкусов, хлеба, украшенные изюмом и орехами, торты, политые воздушной сахарной глазурью. Уголки рта приподнимаются в улыбке: его мать стала настоящим мастером кулинарии.
— Сион?
А вот и она, спускается по ступенькам, вытирая руки полотенцем. Секундой позже её губы трогает ослепительная улыбка, и, быстро сбежав вниз, Каран крепко обнимает своего сына.
— Сион!
— Привет, мам, - произносит Сион, так же сильно обнимая её в ответ.
— Я и не ожидала тебя, - говорит Каран, отстранившись. — Проходи, садись. Я сейчас чай заварю. Тебя так долго не было.
Услышав в голосе матери лёгкий укор, Сион морщится.
— Я знаю. Прости. Просто столько всего ещё нужно сделать.
Каран кидает на него прощающий взгляд, согласно кивая.
— Я знаю.
Она подводит его к одному из столов, которые она поставила для клиентов, дабы они могли спокойно позавтракать или перекусить, оживлённо разговаривая о том, как хорошо у неё идёт бизнес, и как Лили, которую она уже воспринимает как свою племянницу, иногда приходит помогать ей на кухне. А Сион отпивает чай, который она поставила перед ним, и рассказывает ей о проектах, в которых он в настоящее время принимает участие — пятая годовщина Массакра Жуткого дня, как многие жители теперь называют событие, произошедшее четыре года назад, вызвала волнения, с последствиями которых его отдел, даже спустя несколько месяцев, борется до сих пор.
— Я рада, - вдруг сказала Каран. — Ты выглядишь довольным. Твоя работа имеет значение, и ты делаешь много хорошего. Я… очень рада.
Сион немного краснеет от неожиданной похвалы.
— Я тоже, мам, - и делает очередной глоток чая, пытаясь скрыть довольное выражение лица.
Короткий взгляд на наручные часы — и Сион чуть было не подпрыгивает на стуле. Почти пять часов. Сразу вспоминается первостепенная причина, по которой он пришёл сюда. Он чувствует укол вины из-за того, что так давно не появлялся здесь, чтобы просто увидеть свою мать, но успокаивает себя тем, что, по крайней мере, остался здесь на какое-то время, а не просто заскочил, получил, что хотел, и смылся.
— Э… Мам, - начинает Сион, - знаешь, чего мне в последнее время очень хочется? Твоего рагу и вишнёвого пирога. Было бы здорово, если бы у меня дома было и то, и то. Я бы разогрел и поел, как только бы у меня появилось время на обед. Ты бы не могла сделать мне немного, если тебя это не затруднит? Я помогу, разумеется.
Каран выглядит необычайно довольной этой просьбой, и уверяет его в том, что, конечно, её это не затруднит, и если он уже сейчас начнёт резать морковку и сельдерей, она, тем временем, примется за пирог. Их дружелюбная беседа продолжается, пока Каран в мгновение ока приготовляет тесто и выливает его на противень. Поставив пирог в духовку, Каран переходит к рагу, наказав Сиону нарезать побольше овощей и взять немного трав с полки для специй.
— Знаешь, - хитро говорит Каран, помешав содержимое кастрюли, - ты никогда раньше не просил приготовить тебе еду на дом. Да ещё чтобы на несколько порций хватило… У меня такое чувство, что в твоём доме есть кто-то, с кем ты надеешься разделить это.
Нож в руках Сиона замирает.
— Нуу… - только и произносит он.
— Так я и знала, - Каран победно усмехается. — Расскажи, Сион.
— Кое-кто… кое-кто зайдёт сегодня вечером, - признаётся Сион, поворачиваясь к матери. — Думаю, он обрадуется этому.
— Он?
Сион краснеет и отводит взгляд — ответ очевиден. Каран известен только один человек, которого её сын так жаждет увидеть.
— Недзуми?
Не то, чтобы ей обязательно оформлять это, как вопрос. Не то, чтобы ей нужен согласный кивок Сиона в качестве ответа. Но, видя его, она невольно прижимает руку к сердцу — прилив эмоций удивляет её, когда она осознаёт, что тоже очень желает того, чтобы Недзуми вернулся.
— Ох, - произносит Каран, - неужели он возвращается?
— Я получил записку этим утром.
Волна энтузиазма и восторга накрывает её.
— О, Сион, после всех этих лет! Это же прекрасная новость! Обязательно зайдите потом ко мне, этому мальчику в прошлый раз очень понравились мои лимонные маффины с маком, - Каран бодро улыбается сыну. — Ты, наверное, так счастлив. Недзуми наконец-то возвращается домой.
— Да, - но в его голосе, вопреки ожиданиям Каран, нет и тени радостного волнения. Она вопросительно смотрит на него, и Сион опускает голову, продолжая нарезать овощи. — Просто… просто день был долгим, мам. Разумеется, я счастлив, что снова увижу его.
Вопросительное выражение не покидает лицо Каран, но она понимает, что тема закрыта, и покорно переводит разговор в другое русло.
Час спустя Каран бережно запаковывает еду, добавляя несколько маффинов, несмотря на протесты Сиона.
— Хороший завтрак с утра тебе не помешает, - деловито произносит она, похлопав его по щеке.
Подхватив сумки, Сион виновато смотрит на неё.
— Мне уже пора, - говорит седовласый юноша. — Он, наверное, уже скоро объявится.
Каран обнимает его, притягивая ближе к себе
— Конечно, - молвит она. — Как только придёшь, поставь рагу на плиту, чтобы оставалось тёплым.
— Непременно, - обещает Сион. — Спасибо, мам.
В ответ она целует его в щёку.
— Конечно, - снова произносит Каран, прежде чем отступить. — Теперь иди. И не забудь привести его в гости.
Напоследок улыбнувшись, Сион идёт к себе домой, не переставая удивляться тому противному чувству в желудке, которое только усиливается по мере того, как сумерки всё больше и больше вступают в свои права.
* * *
Сион начинает паниковать.
Часы уже показывают 20:15, но по-прежнему никаких признаков Недзуми.
Неужели он истолковал сообщение неправильно? Неужели он снова надеется напрасно?
Сион нервно ходит по комнате, удерживая себя от того, чтобы побеждённо убрать рагу с плиты. Ещё не поздно. Недзуми всё ещё может прийти.
У стола неожиданно нарисовывается Крэвэт. Пип, пип, пип.
— Проголодался? – спрашивает Сион, затем отрезает тонкий ломтик вишнёвого пирога и бросает мышке. — Хоть кто-то поест.
Крэвэт вонзает зубы в угощение, а Сиону хочется или кричать, или рвать, или запустить столом через всю комнату. Он не уверен в том, который из вышеперечисленных вариантов звучит более заманчиво, но чувствует, что решение сей сложной задачи – всего лишь вопрос времени.
Тут раздаётся звук.
Сион замирает.
Ему показалось? Он уже настолько отчаялся, что…
Нет, и в самом деле звук настоящий. Кто-то стучится в дверь.
Сион практически подлетает к двери, словно боится, что если опоздает хотя бы на одну секунду, то человек, находящийся на другой стороне, исчезнет.
Потянув за ручку, он открывает дверь… и наконец-то встречается взглядом с Недзуми.
— Сион, - непринуждённо приветствует его Недзуми. Критически осмотрев друга, он ухмыляется: — Ты так и не изменил цвет волос.
С губ Сиона срывается какой-то полузадушенный звук, и прежде, чем он успевает сдержать себя, он бросается к Недзуми, обнимая его за талию и стискивая изо всех сил.
Он почти всхлипывает от облегчения, когда, вместо ожидаемого жёсткого сопротивления, чувствует, как руки Недзуми осторожно обнимают его за плечи.
— Недзуми, - измученно выдавливает Сион, на большее его не хватило.
Руки вокруг его плеч сжимаются, а ухо обдаёт горячим дыханием.
— Я же обещал, что мы воссоединимся, разве нет? – шепчет Недзуми.
Сион знает, что не должен задерживать друга на пороге: на улице жарко, внутри дожидаются своего часа рагу и пирог, и Недзуми наверняка вымотан и хочет спать. Но ему необходимо ещё несколько мгновений, чтобы убедиться в том, что это именно тот сон, от которого он не проснётся.
* * *
— Поверить не могу, что ты заставил свою маму приготовить всё это для меня, - говорит Недзуми, бросив Гамлету на стол кусочек вишнёвого пирога.
— Она сама захотела, - оправдывается Сион.
Недзуми усмехается и отрезает ещё один ломтик пирога.
Обхватив ладонями кружку, Сион украдкой разглядывает друга: эти серые глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, ничуть не изменились, волосы собраны в привычный хвост, но лицо приобрело острые, более взрослые черты.
Рядом с Недзуми Сион по-прежнему чувствует себя неловким шестнадцатилетним подростком.
Проглотив последний кусок пирога, Недзуми удовлетворённо вздыхает.
— Нужно будет поблагодарить твою маму. Было даже вкуснее, чем на моей памяти.
Сион встаёт, собираясь вымыть тарелки и убрать остатки. Повернув кран, он наполняет горячей водой пустую кастрюлю из-под рагу.
— Если ты устал, то кровать наверху. Я приду, как только приберусь тут.
Пауза.
— Твоя кровать?
Сион адресует Недзуми короткий, вопросительный взгляд.
— Разумеется. Это единственная кровать, которая у меня есть.
— Никаких диванов?
Сион пожимает плечами.
— И диван есть, можешь спать на нём, если хочешь. Просто я думал, что ты предпочтёшь кровать.
Тихий смешок.
— Разумеется, ты бы так подумал, - скрип стула о пол возвещает о том, что Недзуми встаёт. — Тогда я пошёл, наверное.
— Хорошо, - откликается Сион. — Располагайся. Я постараюсь не беспокоить тебя, когда приду. Спокойной ночи, Недзуми.
— Спокойной ночи, Сион, - мягко произносит Недзуми и уходит.
Глава 3.
Следующие несколько дней сливаются в какое-то странное подобие рутины. Они спят в одной кровати, Сион рано утром встаёт на работу, и Недзуми что-то бормочет и бурчит до тех пор, пока Сион не заканчивает собираться и тихо выскальзывает из комнаты, после чего, предположительно, Недзуми опять засыпает. Он не знает, как Недзуми проводит день, пока его нет, да и не спрашивает. Он приходит домой вечером, неся с собой упаковку с тёплой едой, они садятся вместе на кухне и ужинают, лениво обмениваясь фразами.
Они никогда не говорят о том, что произошло пять лет назад, или где был Недзуми, и почему он сейчас вернулся. Сион хочет спросить — вопросы не давали ему покоя с тех пор, как Недзуми повернулся к нему спиной и ушёл. Ему необходимо знать, но ещё больше ему нужно, чтобы Недзуми сам захотел поговорить с ним об этом.
* * *
С момента возвращения Недзуми проходит четыре дня, и вместо счастливого воссоединения, которого ожидал Сион, он ощущает, что как будто живёт с незнакомцем.
Сион ненавидит это. Он хочет донимать Недзуми вопросами, хочет накричать на него, плакать на его плече, что угодно, что могло бы вызвать хоть какого-то рода эмоциональную реакцию со стороны сожителя. Он уже не может выносить этого нового Недзуми, который выражает лишь слабую искорку веселья, лишь малейший намёк на насмешку, лишь тень гнева. Недзуми всегда кипел эмоциями и заплавлял ими Сиона. Теперь же у него такое чувство, что он делит свою жизнь с грубой имитацией своего друга.
Они сидят в гостиной, где Недзуми взял в оборот дистанционное управление, и теперь переключает телевизионные каналы, не задерживаясь на каком-либо одном больше пяти минут, и если бы Сион мог ещё думать о чём-нибудь другом, кроме как о человеке, который находился рядом с ним, возможно, его бы это рассердило.
Тут Недзуми резко поворачивается к Сиону.
— Хочу горячего шоколада.
Сион раздражённо прищёлкивает языком.
— Сейчас слишком жарко для горячего шоколада.
Недзуми просто скрещивает руки на груди, не сводя с него взгляда.
Определённо, этот спор ему не выиграть. Вздохнув, Сион встаёт и идёт на кухню. Ему требуется несколько мгновений, чтобы вспомнить, в который из шкафов он упрятал аппарат для варки какао. Он ругается, когда пытается вытянуть его наружу, ругается, когда вспоминает о том, какой же этот аппарат тяжёлый, ругается, когда небрежно ставит злосчастную бандуру на бар. А затем он мысленно ругает себя за то, что в последнее время вечно пребывает в отвратном настроении и злится по пустякам.
— И этим ртом ты целуешь свою маму?
От неожиданности Сион резко оборачивается. Он не слышал, как Недзуми последовал за ним, не заметил даже, как тот выключил телевизор.
— Прости, - на автомате говорит он, - день был дурацкий.
Издав ничего не значащий звук, Недзуми опускается на один из кухонных стульев.
— Что случилось?
«Ты не поговоришь со мной. У меня такое чувство, что я больше не знаю тебя. Ты ускользаешь от меня, хотя вот ты же совсем близко, прямо передо мной».
— Ничего такого, о чём бы стоило говорить, - бормочет Сион, включая прибор.
Оба молчат, пока он наполняет две чашки шоколадом и относит их на стол. Недзуми даже не смотрит на него, быстро проговорив "спасибо" перед тем, как взять дымящуюся кружку и сделать большой глоток.
Тишина невидимой вуалью снова опускается на них, и Сион ненавидит то, какой знакомой она уже кажется. Он готов поклясться, что так тихо не было даже тогда, когда он жил один.
Мысли, вопреки его воле, сосредотачиваются на том, на чём и всегда, когда подобная гнетущая атмосфера окутывает их: на Недзуми. Почему он вообще всё ещё здесь, с Сионом, в этом доме, где они всего лишь существуют друг с другом? После времени, проведённого с Недзуми в Западном блоке, Сион мог с точностью заметить разницу между тем, когда живёшь с кем-то и просто существуешь с кем-то, и то, что они имели на данный момент, совершенно не походило на их старые дни.
Внутри Сиона что-то ломается.
Он стискивает пальцами всё ещё тёплую кружку с шоколадом. Он не должен спрашивать. Он смертельно хочет спросить, но он не должен. Он знает — лучше подождать, пока друг сам не поднимет эту тему… Но что-то подсказывает ему, что Недзуми никогда не сделает этого. Сколько времени он ещё должен терпеть, дожидаясь ответов? «Уже ни одной лишней секунды». Вопрос кипит внутри него, жжёт, настаивает, и прежде, чем он успевает остановить себя, слова тихо срываются с приоткрытых губ:
— Почему ты ушёл?
Недзуми нетерпеливо отвечает:
— Это не имеет значения.
— Нет, имеет.
Недзуми изумлённо смотрит на Сиона, которого собственное поведение удивило ещё больше.
— Это имеет значение, - повторяет он. — Я устал постоянно находиться в темноте. Думаешь, мне достаточно знать то, что мы здесь, мы живы и мы вместе? Возможно, раньше этого хватало. Раньше мы были друг-другу чужими. Но сейчас это не так. Я спас твою жизнь, ты спас мою, мы больше не чужие, - Сион настроен решительно, он наконец-то открыл дверь к этому разговору и не позволит Недзуми просто так захлопнуть её перед его лицом. — Я заслуживаю знать.
Во взгляде Недзуми появляется издёвка.
— С чего бы это?
— Потому что ты для меня важен! – чёрт бы побрал это его спокойствие, собранность и нежелание хоть немного открыться. Сиону хочется плакать, хочется сорваться на него, встряхнуть, пока Недзуми не почувствует себя так же, как и он чувствовал себя на протяжении пяти лет. Почему только он должен был страдать за всё это время их разлуки? — Ты… Неужели я не важен для тебя? Хоть чуть-чуть?
Недзуми неловко ёрзает на стуле, на его лице мелькает нечитаемое выражение.
— Идиот. Как ты можешь спрашивать меня об этом?
— Потому что я, честно, не знаю ответа.
— Не зн… - Недзуми запинается, не позволив гневным словам вырваться наружу. — Да ладно тебе, Сион. Ты знаешь.
— Знаю? – Сион переводит взгляд на окно. Неожиданно он чувствует себя отдалённым, отрезанным от всего. — Не думаю. С тобой я никогда не знаю, Недзуми. Об этом я, собственно, и говорю.
Он встаёт и относит свою чашку к раковине, выливая туда её сладкое содержимое — слишком сильно тошнотворное ощущение в желудке. Он остаётся стоять спиной к Недзуми, сжав пальцами холодный край мраморной столешницы.
— Ты хоть можешь себе представить, каково мне было? Не знать, где ты находился, что делал, намеревался ли вообще когда-нибудь вернуться? Я не позволил себе огорчаться по этому поводу слишком долго. Я убедил себя в том, что ты, наверное, занимаешься чем-нибудь важным, но, что бы это ни было, ты скоро закончишь с этим, вернёшься, как и обещал, и расскажешь мне о своих путешествиях. Я довольно долго держался за это, верил в это. Но годы шли, а… а от тебя ничего не было слышно, никто не представлял, где ты… никто даже не знал, жив ли ты.
От воспоминаний о каждом кошмаре, каждом страхе, каждой мысли, которые подрывали его веру в Недзуми, в горле перехватывает. Он яростно моргает, пытаясь сдержать слёзы, вот-вот готовые потечь по щекам.
— Я начал забывать о том, как ты выглядел. Я никогда бы не подумал, что такое возможно, даже за миллион лет. Но оттенок твоих глаз, текстура волос, шрам на твоей спине… всё это ускользало от меня. Я впадал в панику, не двигался с места и вспоминал, вспоминал до тех пор, пока картина в моей голове вновь не становилась ясной. Твоего изображения у меня не было, и мне приходилось самому составлять его. Но память — такая непостоянная вещь, Недзуми. Все эти годы у меня не было ничего, кроме воспоминаний, которые с каждым днём становились всё более тусклыми…
«Понимает ли он?» - думает Сион. «Понимает ли, насколько он важен для меня? И как сильно я скучал по нему?»
— …несмотря на то, как сильно я старался не допускать этого. И я так надеялся, что скоро ты вернёшься и заполнишь эти пробелы в моей памяти. Но время шло, а от тебя ни слова, и я…
Тяжёлая, душная тишина давит на них, пока Сион борется за то, чтобы сохранить дыхание ровным, за то, чтобы не начать лихорадочно ловить ртом воздух и содрогаться, чувствуя, как терзающая его на протяжении пяти лет боль разрывает сознание. Неуверенность, одиночество, сомнения и сожаления, заглушённые порывы самому броситься на поиски Недзуми… Всё это сливается в один вихрь, заставляя голову идти кругом.
— И вот ты, наконец, вернулся, и ты даже не поговоришь со мной, и у меня такое чувство, что ты так далёк от меня… дальше, чем год назад, и я не понимаю, почему ты просто не поговоришь со мной, - дрожь от силы собственных эмоций охватывает Сиона, и он побеждённо опускает голову — он сделал всё, что мог, чтобы не показать свою слабость.
Он замирает, когда до его ушей долетает скрип стула. Недзуми снова уйдёт? Он разозлил его?
Но потом он ощущает, как чужие руки обвиваются вокруг его талии, и не может сдержать одинокую слезу, которая стекает по его щеке. Он не знает, как объяснить, но в этом объятии он чувствует всё.
«Вот теперь ты действительно вернулся, Недзуми».
Недзуми кладёт голову ему на плечо, и сквозь рёв в своей голове Сион едва может расслышать его шёпот.
— Прости. Прости.
Сион не знает, сколько времени они так стоят. Может быть, несколько минут или часов. Может быть, он сейчас выглянет на улицу, а там идёт снег. Ему наплевать. Всё, что сейчас имеет значение, так это то, что Недзуми здесь: что его руки обнимают Сиона, что его дыхание щекочет ему шею, что он здесь.
Когда Недзуми отстраняется, Сион автоматически поворачивается к нему лицом. Он знает, что Недзуми есть, что сказать, так же, как и знает, теперь уже с полной уверенностью, что он не безразличен ему.
Сион практически чувствует, как роятся мысли в голове Недзуми, как он раздумывает над каждым словом, затем отбрасывает его, пока, наконец, не находит то, что хотел сказать. Он замечает, как в серых глазах проступает решимость, и в этот момент тоже принимает решение.
С трудом сглотнув, Недзуми произносит:
— Сион, это долгая история…
— Нет, - прерывает его Сион.
Недзуми удивлённо вскидывает бровь.
— Нет?
Сиона улыбается, ласково коснувшись ладонью щеки Недзуми.
— Мне не нужно знать прямо сейчас. Мне достаточно знать то, что ты согласен об этом говорить.
На лице Недзуми ясно написано: "я не верю ни единому твоему слову". Но Сион только шире улыбается, лениво скользя пальцем по щеке друга.
— Сион…
— Тихо, Недзуми.
Губы Сиона останавливают все слова, которые Недзуми собирался произнести.
Поцелуй выходит быстрым и невинным. Но когда Сион отстраняется, то видит, как Недзуми проводит языком по губам.
Странное молниеносное пламя вспыхивает в его теле, и у Сиона неожиданно возникает желание повторить этот жест, но он сдерживается.
— А это за что? – голос Недзуми непривычно серьёзен.
Сион задумывается. Раньше они делили только прощальные поцелуи, и этот отнюдь к таковым не относился. Действительно, что это был за поцелуй? Возможно, что-нибудь без названия, но Недзуми хочет слышать его. Простой вопрос вдруг кажется опасным. Если он чему-то и научился у Недзуми, так это тому, что слова могут оказаться предательской штукой. Он знает, что если сейчас скажет что-нибудь глупое, неуместное, то будет расплачиваться за это очень и очень долго. Так что это был за поцелуй?
— С возвращением.
Недзуми улыбается, а Сион думает, что, возможно, хотя бы раз в жизни ему удалось идеально подобрать слова.
@темы: Sion, Nezumi, fanfiction